Ромка нервничал, противно кололо в груди, да и руки мелко дрожали. Как школьник. Нервно достал сигарету из смятой пачки. Потер виски. Хлопнула дверь, он резко дернулся, побежал, задевая случайных людей.
- Ну как она? – вцепился в халат врача.
Мольба застыла в глазах. Доктор покачал головой, медленно стащил маску с лица и еще раз качнул головой.
Ромка закачался из стороны в сторону, ударил кулаком в стену, разбивая руку в кровь. Сползая на колени, сдерживая крик, что рвался из груди. Обхватил голову руками и тихонько завыл.

Олеська смотрела на отца. Не в силах понять, что случилось. Ее огромные блюдца глаз вопрошающе уставились на него. Ромка подхватил дочь на руки, прижимая хрупкое тельце к себе. Впитывая в себя исходящее от нее тепло и полноту жизни. Ей только предстоит понять, что мамы нет. Им обоим с этим теперь жить. Учится дышать без нее. Строить жизнь заново.
- Мама у нас ангел, да? - голос дочки вернул в тяжелую действительность. Ромка, глотнул тяжелый ком, кивнул, не в силах подать голос.
Хуже всего было ночью, когда обрушивалось непонимание и разочарование. Боль проникала в самые темные закоулки мозга, вытягивая наружу самые светлые моменты их жизни. Дни, когда они были счастливы.
Вместе с Олеськой ему было легче. Она трепетно хватала его за руку, когда ей было страшно, интуитивно чувствовала его боль. В такие моменты девочка залезала на колени и рассказывала «Курочку Рябу», повторяя, словно мантру, наизусть заученную сказку. Однажды, заметив как он на кухне сжимая кулаки и пялясь в одну точку, плакал, тихонько подошла. Обняла за колени и по взрослому заключила:
- Папа! Так нельзя, она ведь все видит. Она будет сердиться.
С того дня, как матери не стало, Олеська стала ее звать «ОНА». Будто отгораживаясь от беды, защищая себя и отца. Ромка, притянул дочь к себе и поцеловал в темную макушку.
Звонок в дверь прозвенел совершенно неожиданно. Роман точно никого не ждал, но дверь поспешил открыть и замер от неожиданности. На пороге стоял настоящий отец Олеськи. Даже костюм на себя нацепил, рядом еще двое человек. Мужчина в очках и женщина строгого вида.
- Опахов Роман Афанасьевич? – деловито спросила женщина.
-Я, – Роман уже, понимал, что сейчас ему скажут и взмолился, чтобы дочь не вышла из кухни. Ее у него забирают.
- Пап? – девочка показалась в дверном проеме, удивленно поглядывая на пришедших.
- Олесенька, - женщина присела перед ребенком, -Здравствуй. Тебя забирает ТВОЙ настоящий отец. Теперь ты будешь жить с ним.
Мужчина подхватил девочку на руки, а она забилась как птичка в силке, со всей своей детской силой обрушив на него град ударов.
- Нет! Папа, не отдавай меня!!!
Ромка не мог поверить, что у него отнимают дочь. Его дочь, его и Лили. Словно в тумане он слышал ее крик, свой голос, визг женщины и осипший трусливый возглас настоящего папаши.

Лена смотрела на мужчину с жалостью. Наглаженная рубашка, распущенный галстук, растерянный взгляд, мешки под глазами. Она хотела ему помочь, но понимала, что это не реально. Никакой суд не отнимет девочку у родного отца, тем более тот исправно платил алименты. Подумаешь, видел ее последний раз, когда ей был год. На это суд закроет глаза. Он ей родной.
- Понимаете, Роман Афанасьевич, шансов очень мало. Буду с вами предельно откровенна, суд будет на стороне биологического отца. А он не пьяница, имеет стабильную работу…
- Ясно, - Роман поднялся, - вы уже десятая, кто мне отказывает.
Роман уже вышел за дверь, когда женщина кинулась за ним.
- Постойте! Постойте! Давайте все же попытаемся.
Роман благодарно кивнул. И отправился к детскому саду. Воспитатели во время сонного часа позволяли ему увидеться с девочкой. Он сидел на детской лавке, когда выбежала Олеська.
- Па! – девочка кинулась ему на шею, тычась холодным носиком ему в лицо.
- Доченька! Замерзла? Чего нос холодный? Иди сюда. Я посмотрю, как ты одета. – Роман тихо выругался, этот идиот даже не подумал теплее одеть девочку.
- Кто эта тетя? – Олеська, застенчиво улыбнулась незнакомке.
- Это наш адвокат, она взялась за нас с тобой. Будет делать, так чтобы тебя вернули домой.

Лена старалась. Она умело взялась за это сложное дело, но судья, старый усатый дядька, оказался непреклонен. Она была уверенна, будь судья женщиной, она бы наверняка передала опекунство Роману. Но мужчине судье - не понять. В досаде, она захлопнула папку и виновато посмотрела на Романа.
- Прости.
- Что я скажу Олеське?
- Рома, они запретили тебе видеть девочку… Ты ничего ей говорить не будешь.
- Лена! – гавкнул Роман, - разве ты не понимаешь? Она моя! Она моя дочь! Этот козел после того, как ей исполнился год, ни разу ее не видел! А я ведь просил ее маму, чтобы ребенка переписали на меня…
Лена подошла к роману, пытаясь его успокоить, обняла. Он лишь зло отмахнулся.
- Можно еще, что-то сделать?
- Нет. Если бы ее папаша вел аморальный образ жизни или пил…
- Он, не пьет. У него язва. – Роман сплюнул и вышел из зала. Лена подхватила документы и выбежала за ним.
- Куда ты идешь?
- К нему. Я куплю Олеську у него.
- Рома, ты с ума сошел! Тебя посадят! – закричала Лена.
- Это моя дочь! – упрямо повторил Роман.
Лена, растерянно взглянула и вдруг, кинулась его целовать. Почему-то ей казалось, что так она его остановит. Она оказалась права. То ли от неожиданности, то ли от удивления Роман ответил на ее поцелуи. Впервые после смерти жены он обнимал другую женщину. Волна усталости накатила со страшной силой, а в голове молоточком стучало: «Будь, что будет».

- Привет, – Олеськин отец, стоял на пороге, держа девочку за руку. – Вот. Она отказалась кушать. Двое суток уже ничего не ест.
Ромка упал на колени перед девочкой, крепко обнимая худенькое тельце.
- Лен! Лен! – заорал, - Приготовь яичницу.
Лена выскочила из спальни в одной рубашке, она удивленно смотрела на гостей, а потом быстренько метнулась на кухню.
Мужчины закрылись в зале, а Олеська села на табуретку возле окна.
- Ты, теперь с папой живешь?
- Нет. То есть, да. Нет. – Лена покраснела и едва не уронила яйца на пол. – я просто у него в гостях сегодня. Хочешь, я тебе еще колбаски пожарю?
- Не-а, я омлет люблю. – Олеська, помолчала, -Я теперь, буду жить с вами. Они договорятся.
- Олеся, - Роман вошел в кухню, - Твой…эээ… родной папа хочет тебе кое-что сказать. Вернее мы… Мы хотим, кое-что сказать.
Девочка, уставилась на мужчин. Выжидая. Сверля взглядом каждого из них. Упрямо вздернув подбородок.
- Дочка, мы решили, что ты будешь жить здесь. А я буду, заходить, иногда. Хорошо?
Олеська, медленно кивнула и вдруг радостно завизжала. Ее тоненькие ручки обхватили Романа за ноги. Роман, неловко поднял дочку и подкинул ее в воздух. Тоненький хохот зазвенел по квартире мелкими колокольчиками. Он нежно привлек девочку к себе, целуя в нежные щечки.
Олеськин папа смотрел на их идиллию с легкой завистью. Он был чужим для них. Для собственной дочери. Что же? Сам виноват. Тихонько, не привлекая внимания, вышел из квартиры и поздравил себя с тем, что впервые за свою жизнь сделал что-то хорошее. Для дочери. Для Романа. В память бывшей жены. И даже для себя. На улице, он внимательно посмотрел на их окна и мысленно пожелал счастья. Они его заслужили!