Отношение русского человека к самовару – традиционно теплое, домашнее, удивительно уютное. И это не удивительно, ведь самовар в старину это не только пресловутый «угольный чайник», а почти живое существо, собирающее вокруг себя большую семью, он и поилец, и лекарь, несущий такой долгожданный, после тяжелого дня, отдых, дающий наслаждение вкусом чая и сладостями, дарящий радость общения, единения, настоящий центр семейного бытия…
Для меня знакомство с добродушным пузанчиком произошло случайно, и я очень благодарен Провидению, что в тот летний день последнего бесшабашного детского лета, которое я проводил в бабушкином доме, перед тем как его, и все остальные дома нашего замечательного поселка, поглотил ненасытный спрут прожорливого мегаполиса, меня занесло на чердак. Я не любил лазить на чердак, поскольку очень боялся с него слезать по вечно скользящей, под моей ногой, алюминиевой лестнице, а на самом чердаке мне очень даже нравилось. Свет сюда попадал через единственное слуховое оконце, донельзя засиженное мухами и затянутое давно обветшалой, паутиной, пол чердака был засыпан землей, для тепла, и поскольку площадь дома была достаточно большой, простора для моих изысканий, среди пропыленного старого скарба, было предостаточно. Я и раньше бывал тут с оказией, когда дед залезал проверить трубу, или посмотреть стропила, но это было редко, да и мал я был тогда, чтобы заняться розысками какого-нибудь заманчивого старья. Однажды на чердак меня затащила старшая сестра – эта проныра увидела там старые журналы, из которых она намеревалась надергать картинок для своего песенника – тетрадки, в которую записывались тексты песенок типа «В семь сорок» и все это обклеивалось вырезками из журналов и газет. Особым шиком было наклеить картинок из «Америки», или каталога «Союзэкспорта», но где их найдешь?
Тогда нашим трофеем стала пачка журналов «За рулем» семидесятых годов, откуда на страницы наших пухлых песенников переселились такие редкие «Мерседесы» из разделов о зарубежной технике.
Деда не стало в 81-м, а через три года стало ясно, что дом, который он строил на века, для детей и внуков, скоро исчезнет, уступая натиску города, а мы, повзрослевшие и шабутные, тогда мало придавали этому значения…
На чердак я попал не случайно: уже тогда во мне проявились потребности в спасении всяческой старины, уважении к вещам, пережившим свою современность, к красоте и удивительной магии предметов, чудом сохранившихся среди безвестно погибших собратьев. Я хотел на чердак, мне казалось, что там можно что-то найти, что именно, я даже не предполагал, не задавался определенной целью, я рвался туда в порыве любопытства и ощущения того, что теперь я могу это сделать совершенно самостоятельно, спокойно и не торопясь. Лестница уже не пугала, наоборот, добавляла интереса этому приключению.
Взрослые с терпимостью отозвались на мою идею, и даже ничего не сказали про пыль, грязь и прочие негативные факторы, которые назывались обычно первыми, когда речь заходила о рискованных, с их точки зрения, мероприятиях. Оказавшись на чердаке, я начал осмотр прямо от люка, через который влез. Мои глаза постепенно привыкали к полумраку, но до конца адаптироваться не могли – мне приходилось брать интересующие меня предметы, и подносить их к полосе света, тускло бьющей через оконце, вделанное в крышу в виде домика, ровно посередине левого ската…
Среди вороха непонятного тряпья я обнаружил интересную вещь. Чтобы я отдал сейчас, чтобы эта вещь опять оказалась у меня! Это был трофейный комбинезон. Отец говорил, что это комбинезон немецкого танкиста. Но я не разбирался в этом тогда, впрочем, как и сейчас. Комбинезон сохранился отлично, на нем было много карманов с металлическими «молниями», его можно было запросто носить, он был даже не грязный и не выглядел ветхим!
Следующие экспонаты – беговые коньки начала прошлого века, меня они мало заинтересовали, и я их, как сейчас помню, бережно отложил в сторону, чтобы не пылить. Потом было несколько телогреек, зеленовато-пепельные переплеты неинтересных книг с желтыми страницами, поеденными жуком. Одну из них я тогда все-таки достал – это был Салтыков-Щедрин, и даже осилил от скуки и бескнижья, несколько раз, эту большую и тяжелую во всех отношениях, книгу.
Перелопатив, таким образом, кучу ненужного, мне, хлама, я переместился дальше и наткнулся на следующую кучу тряпья – ватные штаны, немыслимые, битые молью, кофты… Чутье, а вернее, именно Провидение, подсказало и заставило поднять этот ворох в надежде на интересные предметы и вот именно тогда блеснут черным боком, мой дорогой, мой первый пузанчик!..
Я даже охнул от радостного, захватившего всего меня, небывалого испуга – самовар! Самовар! Господи, да почему же раньше я даже полслова не слышал про него? Отец и бабушка так много мне рассказывали о разных интересных вещах, бывавших, в разные времена, в доме, а тут – полный информационный провал, вакуум! Как ценно было для меня найти именно его, эту давно потухшую, но так дивно пахнущую сажей, вещь, заброшенную на чердак неизвестно кем и когда!
Самовар был немытым и неухоженным, я обнаружил, что нет на нем и верхней крышки и у меня перехватило дыхание, что я ее не найду вовсе, что нет ее на чердаке! Я буквально взорвал кучу тряпья, накрывавшую самовар, откидывая ее подальше, открывая пространство для поиска и с восторгом обнаружил под ней не только крышку, но и верхнюю подставку для заварочного чайника! Еще одной, самой маленькой крышки-заглушки найти мне не удалось, но это уже было не важно, ведь все самые главные части были на месте, и даже завитушки краника не были утеряны!
Я плохо помню, как покидал чердак, крепко сжимая свой великолепный трофей, как потом чистил его два дня чем придется, пока отец не приехал на дачу и не предоставил в мое распоряжение зеленую пасту… Самовар заблестел, преобразился, подбоченился и подарил улыбку своих старинных медалей, густо разложенных по его переднему, парадному мундиру…
Бабушка, когда его увидела, когда поняла мое счастье, тоже просияла: ее глаза стали какими-то необыкновенно добрыми, мне казалось, что она вот-вот заплачет, а она… она вспомнила тот момент, когда сама увидела этого настольного великана в первый раз в своей жизни. Вспомнила, и рассказала мне, чтобы рассказ этот, короткий и простой, врезался в мою память, а я смог его передать своим детям, вместе с самим виновником, золотым ногастым цилиндром, несущим всем тепло и уют.
Она была маленькой, когда отец ее уехал в город на заработки. Жили бедно, ждали отца. Ходили его встречать на станцию, когда были поезда, но он все не ехал. И вот однажды приехал, они шли ему навстречу, в поле. За спиной у него был самовар, который лежал в мешке, и гостинцы детям. Сколько радости было им, когда приехал отец, да еще с таким прибытком! В ее памяти самовар этот оживлял давнишнюю картинку ее детства, а я, слушая ее, живо представлял эту сцену, и мне было дивно хорошо слушать ее!
Получив вторую молодость в моих руках, самовар начал и работать. Первый «протоп» состоялся на второй день, когда внешний вид был приведен в норму, а сам самовар изнутри и снаружи был несколько раз тщательно вымыт. Топил я его без трубы, но для дополнительной тяги применил две старые консервные банки, удалив из которых дно и крышки, я приспособил на манер телескопической пирамиды, выдвигавшейся по необходимости. Пузанчик охотно пускал дым и при некотором опыте растопки, я научился очень ловко и быстро кипятить воду. Необходимости ее кипятить никакой не было, поскольку в доме был газ, но какое это было удовольствие, какая магия таилась в этой забытой всеми, вещи! Этот огонь, этот дым, это ощущение волшебства и одновременной простоты, завораживало и притягивало меня…
Самовар работал не долго: он очень быстро переехал из бабушкиного дома в нашу квартиру, где занял почетное место на шкафу, в моей комнате. Когда мне становилось тяжко зимой, особенно тогда, когда утром я просыпался, оказавшись во сне на нашей даче, в беззаботном мальчишеском, лете, я доставал самовар и вдыхал этот замечательный, такой домашний запах сажи, доносившейся из трубы. Я трогал кран, любуясь изгибами литого узора, я в тысячный раз рассматривал надписи и профили царей на медалях. Я вспоминал наш дом, стариков и тот день, про который мне рассказывала бабушка…
С тех пор прошло столько лет, но события эти незабываемы, живы. Второй самовар появился у меня через девять лет, а третий - совсем недавно, его мне подарил мой друг. Я не собираю самоварной коллекции, но очень ценю этих тружеников старины, этих немых свидетелей многих простых и сложных событий, сквозь которые они прошли... И как ни странно, каждый из них имеет свою историю, в том числе историю их появления у меня, но это уже совсем другие случаи, другие ассоциации и воспоминания, не такие, как ощущения, полученные в момент обретения самого первого в моей жизни, самовара.
Он и сейчас хранится у моей мамы. Иногда я достаю его, чтобы подержать в руках. С этой вещью связаны такие замечательные воспоминания, что хочется предаться ностальгии по дням минувшим, вспомнить стрекочущее лето, понять, насколько мне повезло с моим детством, с моими родителями, со всем, что тогда было. Когда-нибудь и мои дети испытают эти чувства, когда возьмут в руки эту вещь. Все опять повторится, а медали все будут также улыбаться на золотисто зеленоватом переднике пузатого и такого родного, старичка!..
(с)Максим